У истоков новой истории

Свое третье рождение Саратовская православная духовная семинария пережила в 1992 году — тогда она вновь открыла двери перед молодыми людьми, желающими посвятить свою жизнь священническому служению. Архиепископ Саратовский и Вольский Пимен (Хмелевской) боролся за возобновление духовной школы еще с 1985 года. Но только в начале 90-х годов открытие семинарии в Саратове стало возможным. О том, как это происходило, рассказал нам протоиерей Николай Агафонов, ректор СПДС с 1991 по 1995 год.

— Отец Николай, как Вы стали ректором Саратовской православной духовной семинарии? 

— Мое назначение на пост ректора СПДС состоялось в 1991 году. Как раз тогда перед Церковью встал вопрос об открытии духовных школ, ликвидированных в годы хрущевских гонений. Архиепископ Пимен, замечательный архиерей, добрейший, умнейший человек, тоже задумал возродить семинарию — в Саратове. Я в то время заканчивал Санкт-Петербургскую Духовную Академию, и его выбор пал на меня. Когда узнал о решении Владыки, то перешел на экстернат и приехал в Саратов. Начал служить в Свято-Троицком соборе и готовиться к открытию семинарии: подбирал преподавателей, собирал библиотеку. Вместе с архиепископом Пименом мы разрабатывали устав СПДС — Владыка многое подсказывал, советовал, ведь когда-то он был преподавателем в Московской Академии… Кстати, саратовская духовная школа была зарегистрирована по новому уложению самой первой из семинарий, открывавшихся на территории России в те годы. 

Мы очень хотели, чтобы открытие школы состоялось уже в 1991 году, но начались искушения: власти тянули с передачей здания, бывшего архиерейского дома на улице Волжской. Владыка даже выступал в горсовете, но вопрос никак не решался. Святейший Патриарх Алексий II, между тем, знал, что в Саратове планировалось открыть семинарию, потому к началу учебного года прислал поздравительную телеграмму: «Поздравляю начальствующих, учащих и учащихся с началом учебного года». Владыка Пимен, насколько я помню, дал такой ответ: «Ваше Святейшество! К сожалению, у нас пока нет ни начальствующих, ни учащих, ни учащихся, потому что нет здания для семинарии». 

Затем я поехал в Москву — мое назначение на пост ректора СПДС должен был утвердить Священный Синод. Мне довелось встретиться с будущим саратовским архиереем, а тогда с ректором МДАиС архиепископом Александром (Тимофеевым), председателем Учебного комитета при Священном Синоде. Я переживал: не откажутся ли назначать меня ректором, ведь я еще не окончил Академии. Владыка Александр меня успокаивал: «Не беспокойся, отец Николай, за тебя сам Патриарх ходатайствует». При Святейшем я учился в Академии — он был митрополитом Ленинградским в то время, мы с ним были знакомы. В общем, Синод мою кандидатуру утвердил, и я стал ректором.

Открытие семинарии состоялось только в 1992 году. Тогда на первый курс поступило тридцать человек. 

— Помните ли Вы первый учебный день? 

— Первый учебный день я не помню, но хорошо помню последние дни перед началом учебного года. Сначала мы готовились к вступительным экзаменам, набирали музыкальную комиссию. Пригласили врачей, которые составили врачебный комитет… Помню, что первые абитуриенты стали помогать мне в обустройстве семинарского храма — тогда церковь «Утоли моя печали» была еще просто городским храмом. Как в духовной школе без своей церкви?.. Своими руками мастерил иконостас. Ребята помогали его собирать…

Потом прошли экзамены, состоялся торжественный акт, который возглавил Владыка Пимен, и начались будни. 

— А как формировался преподавательский состав? Расскажите о тех, кто учил первых семинаристов. 

— Поначалу с преподавателями было трудно: не все учителя в священном сане имели высшее богословское образование. Кроме того, пришлось многих преподавателей приглашать и из светских вузов. Однако ситуация разрешилась благополучно, прежде всего потому, что главный критерий отбора был такой: человек должен любить предмет, который он преподает. 

Вспоминаю уроки протодиакона Михаила Беликова, знатока литургики — он до сих пор преподает в СПДС; протоиерея Василия Стрелкова, который вел церковное пение. Помню священника Александра Мурылёва — он преподавал русский язык и стилистику. Также прекрасными преподавателями были священники Константин Нефёдов, Константин Проскурин, Александр Сычев.

В качестве светских преподавателей пришли в семинарию Михаил Воробьев и Алексей Пенькевич — оба впоследствии приняли священный сан. Отец Михаил читал лекции по Священной истории Нового Завета и догматике, а отец Алексий — по Священной истории Ветхого Завета, учил ребят латыни. Я взял на себя преподавание основного богословия и общецерковной истории. 

Университетский профессор Евгений Ардабацкий преподавал историю Русской Церкви, профессор Виктор Парфенов — библейскую археологию и греческий язык, профессор ПАГСа Владимир Гасилин — философию. 

В общем, у нас были замечательные преподаватели, которые любили свое дело. Они сумели передать и учащимся любовь к изучению богословских, исторических наук и языков. Ребята занимались с удовольствием и жили одной дружной семьей. 

— Из первых выпускников семинарии Вам кто-то запомнился особо? 

— Могу сказать, что я многих помню с тех первых курсов — в лицо узнать смогу, а вот фамилии уже забываются. Хорошо помню отца Димитрия Полохова и отца Кирилла Краснощёкова — талантливые были юноши. На самом деле, все ребята были очень хорошими, интересными. Я сейчас встречаю некоторых из них как преподавателей в других семинариях. Из набора 1992 года семь человек поступили в МДА. Мне кажется, что это замечательный плод наших совместных усилий... 

— Начало 90-х годов было временем серьезных потрясений в нашей стране: и политических, и экономических. Как семинария боролась с трудностями? 

— Да, вряд ли те, кто пережил 1992 год, забудут, как обрушилась экономика, как цены поползли вверх. Вся страна, и наша епархия не исключение, были в растерянности. Владыка Пимен дал мне полную самостоятельность в ведении семинарских дел, сказав: «Я, отец Николай, тебе доверяю». Но всегда, чем мог и когда мог, помогал материально и морально. 

Мы с ребятами ездили в совхозы, помогали в уборке лука, картошки, моркови, за это нас вознаграждали собранными овощами. В общем, трудились на полях, чтобы не помереть с голоду, и в зной, и в холод. Обращался к батюшкам сельским: «Помогите продуктами!». И помогали семинарии, кто чем мог. Однажды подарили нам целую машину итальянских консервов — ребята их в шутку называли китикэтом. Вот этими консервами мы — когда не было поста — воспитанников и кормили. Бывало, что я выпрашивал у супруги что-то из домашних запасов и нес в семинарию, потому что знал, что в семинарии ничего нет и мальчишек кормить нечем…

Очень трудно было платить зарплату — преподаватели работали за совсем маленькие деньги. Да, собственно, и не за зарплату они работали — у всех было стремление поднять, возродить семинарию, которая подарила Русской Церкви замечательных пастырей. Достаточно вспомнить хотя бы митрополита Ленинградского Иоанна (Снычёва), который окончил СПДС в начале 50-х годов. 

— Ректорство в Саратовской семинарии стало важной частью Вашей жизни? 

— Вспоминаю о годах, проведенных в Саратове, как о времени испытания, посланного Богом. Всей душой я стремился возродить семинарию, для меня это было дело, данное Самим Господом. И мне кажется, тогда я делал всё, что мог. 

За годы ректорства у меня накопился огромный опыт: и педагогический, и священнический. Во-первых, много приходилось преподавать самому, поэтому впоследствии я мог работать и в других семинариях. Во-вторых, многое как пастырю дало мне общение с разными людьми. 

Важная веха в моей жизни — пост ректора. И это уже — история. Я очень рад, что стоял у истоков этой истории, новой истории Саратовской семинарии. 

— О чем Вы вспоминаете прежде всего, когда заходит вдруг разговор о Саратове?

— Самые теплые воспоминания сохранились о Владыке Пимене, который меня благословил возрождать духовную школу. 

Он подарил семинарии почти всю свою библиотеку: там были раритетные книги, дореволюционные издания, подписанные авторами… Помню, приехал его шофер Иван Павлович, привез книги: «Вот, Владыка послал…». Такая радость была огромная для всех нас, честное слово! Библиотека семинарии была крайне необходима — и сильно в тот день пополнилась. Владыка Пимен отдал все — человек он был бескорыстный. Мне кажется, только при нем и могла возникнуть такая семинария, какой она была вначале: с таким духом единения и духовной радости. Он приходил к нам на экзамены, присутствовал на них лично, вопросы задавал воспитанникам. 

Помню, первый курс сдавал логику, Владыка пришел. Ему было очень интересно, ведь в Академии он сам этот предмет преподавал когда-то. Сидит он, спрашивает что-то у студентов, они ему бойко отвечают. В конце говорит мне: «Отец ректор, скажите мне, где я нахожусь — в семинарии или в Академии?».— «В семинарии, Владыка».— «Нет, не верю, это уровень Академии!». Он был доволен, высоко оценил труды Назария Валерьевича Садовченко, который так прекрасно подготовил ребят — тогда почти все они логику сдали на пятерки… 

Когда я был ректором, я почти не бывал дома. Дочь даже спрашивала у супруги: «Мама, папа-то у нас есть?»… А я уходил в семинарию, все время стремился туда: и на утреннее правило, и на вечернее. Бывало, придешь вечером, тихо зайдешь, обойдешь всё, посмотришь, чем дети, то есть ученики мои, занимаются. Кто-то в библиотеке сидит, кто-то у себя в спальне читает, кто-то занимается в классах — все заняты делом. Специально никто рабочего вида не делал — приходил я неслышно, предупредить ребят никто не мог… Хотя они потом мне рассказывали, что по шагам меня узнавали: «Папа идет…». «Папа» — это ребята меня так называли. Меня это очень радовало. Атмосфера была очень дружеская в семинарии. Ученики дружили с преподавателями, ходили к ним в гости, пили чай, обсуждали богословские вопросы. 

  — По сравнению с той эпохой, что изменилось сегодня в жизни духовных школ?

— Общий упадок среднего образования сказывается сегодня и на уровне подготовки абитуриентов, первокурсников. Семинариям приходится своим воспитанникам давать то, что общеобразовательная школа не додала. Однако в семинарии идут и мужчины с высшим образованием, с солидным жизненным опытом. К тому же, мне кажется, у тех людей, которые искренне хотят служить Церкви Христовой, недостатки образования восполняются благодатью Божией. 

Сегодня материальное положение духовных школ гораздо лучше, чем прежде. Я ведь помню, что у нас в семинарии всё было очень небогато, я бы даже сказал — бедно. На нас потолок падал, я помню,— не на что было ремонт делать. А мы просто должны были как-то выживать. И не забывать при этом о своем призвании.

Подготовила Наталья Волкова
Журнал «Православие и современность», № 16 (32)