Церковь — это постоянство молитвы за ближних

Одна из важных причин, приводящих человека в храм, — необходимость и желание молиться за близких ему людей, поминать их за богослужением. Церковное поминовение основывается прежде всего на вере в мистическое единство Церкви. Оно пронизано любовью, соединяющей в том числе и живых с умершими. Об истории и традициях церковного поминовения мы беседуем с клириком Духосошественского храма Саратова, преподавателем Саратовской православной духовной семинарии протоиереем Сергием Ксенофонтовым.

— Поминовение в храме в сознании большинства людей — это прежде всего записки о здравии и об упокоении. Вместе с тем далеко не все, кто пишет записки, понимают, для чего это нужно и что происходит дальше. Порой у людей возникает вопрос: зачем писать имя на бумаге, зачем потом, произнося это имя, вынимать частицу из просфоры, если можно просто прийти в храм и об этом человеке помолиться Богу?

— Здесь многое зависит от того, как человек, которому мы что-то говорим, вообще воспринимает мир и новое для него в этом мире. Есть люди, которые всё, что не вписывается в пределы их понимания, считают абсурдом. В этом случае бывает практически невозможно что-то до человека донести, не суть важно даже, какими словами мы это объясняем. А есть те, кто недоумевает, но присматривается, наблюдает, пытаясь понять закономерности, по которым это неизведанное существует. И тогда он рано или поздно начнет осознавать, что христианство — это система, в которой всё взаимосвязано. И соответственно, без одного не понять другого — говоря о самых простых вопросах, нам, так или иначе, придется коснуться и самых сложных.

То, что человек пришел в храм и написал записку, — это уже движение воли. И самое главное, самое хорошее, что в этом есть, — надежда на Бога, поскольку надежда, если она правильно выражается, если она развивается, становится одной из величайших добродетелей. И с человеком, наверное, нужно об этом поговорить: «Очень хорошо, что ты надеешься на Бога, это правильное начало, и это Сам Господь через обстоятельства твоей жизни призвал тебя сюда, в храм. Но ты сейчас ждешь слишком простых ответов на сложные вопросы. А для того, чтобы понять, почему именно так происходит поминовение, нужно понять сначала, почему и как происходит наше спасение».

Человек не может понять и принять посредничество Церкви, если не понимает или не принимает спасительность миссии Иисуса Христа. Что выражает собой записка? Обращенную к Церкви просьбу о помощи тому человеку, о котором мы молимся, помощи благодатью Святого Духа, молитвами святых, которых мы тоже — например, подавая записку на молебен — призываем. Мы молимся о человеке уже не отдельно, не сквозь призму своего невнимания и своих страстей, а вместе со всей Церковью — на Литургии, где явлены всё ее единство и вся ее полнота. Вынимаемая при этом из просфоры частичка показывает, что этот человек является частью Церкви — частицей Тела Христова. А опускание этой частицы в Кровь Христову символизирует, что именно Жертвой Христа побежден первородный грех и побеждаются все наши грехи. В данном случае до невоцерковленного человека, который кого-то поминает или которого поминают, нам нужно донести, что только через Жертву Христову, которая каждый раз приносится на Литургии, мы имеем возможность полнейшего соединения со Христом в земной жизни для перспектив жизни небесной. Необходима не просто молитва — необходимо вживление в организм Церкви, а поминовение на Литургии — один из тех путей, которыми это вживление происходит. Сама по себе записка ничего не изменит, если не будет меняться человек, но мы должны при этом употреблять все возможные средства к тому, чтобы это изменение происходило: и записки писать, и милостыню подавать, и лично, своими словами, молиться.

— Разумно ли подавать записки за людей, которые крещены, но в храм не ходят? И есть ли какая-то граница в образе жизни, поведении человека, его отношении к вере, за которой мы уже не должны записывать его имя для поминовения?

— Этот вопрос — довольно сложный. На этот счет есть различные мнения, в том числе весьма авторитетные. Что можно сказать наверняка? То, что поминать в Церкви можно и нужно абсолютное большинство крещеных людей — всех, кто не проявляет явной вражды к Церкви и не отрекается от Христа. Однако в отношении тех людей, которые крещены, но пребывают вне Церкви, мы молимся только об одном: о том, чтобы Господь их в Церковь привел, чтобы им соединиться с Ним. Другой вопрос — как поминать. Обо всех, кроме, опять же, гонителей Церкви, мы можем писать записки на молебны. О гонителях Церкви мы тоже молимся — на ектениях, содержащих в себе моления «о мире всего мира», но мы не называем их поименно.

А вот по поводу поминовения на Литургии есть точка зрения, и вполне обоснованная, что вынимать частицу для омовения в Чаше следует только о тех, кто причащается. Причастие является границей готовности-неготовности человека к принятию Жертвы Христовой. И это как раз повод поговорить с тем человеком, о котором мы молимся, о том, что, если он хочет, чтобы о нем молилась вся Церковь на Литургии, ему нужно по-настоящему стать членом Церкви: исповедать свои грехи и начать причащаться.

— Очевидно, что мы можем поговорить об этом с живыми, а вот с усопшими уже не можем. У многих есть близкие люди, родственники, которые не были атеистами, были крещены, но умерли, так и не причастившись, не сходив ни разу в храм. Получается, мы сейчас с Вами утверждаем, что их нельзя поминать за Литургией?

— Что касается усопших, мы поминаем на Литургии всех чад Церкви, которые, может быть, не были в общении со своей матерью-Церковью, но не отвергали ее как свою мать. Здесь наше милосердие к умершему должно поверяться здравым смыслом. Если человек был крещен, но мы не знаем его отношения к Богу, никогда об этом с ним не говорили, и обстоятельства таковы, что нам не у кого уже об этом спросить, я считаю, что все-таки нужно молиться. Во-первых, мы не знаем, какие моменты были в жизни этого человека — возможно, в какие-то из них он был очень к Богу близок. А во-вторых, невоцерковленный и никогда не говоривший о Боге человек мог совершить в жизни какие-то поступки, которые очень ценны для Бога. И кроме того, когда мы молимся за усопших, это тоже ходатайство перед Богом за этих людей. Это наше свидетельство о том, что в них было что-то доброе, на что откликнулось наше христианское сердце, что они кого-то любили и хотя бы в этом жили по заповеди Божией — может быть, не осознавая ее, как таковую. Мы верим, что все это подвигает Бога на милосердие. Мы не ищем справедливости Божией: ибо если Господь воздаст всем нам по справедливости на Суде, то никто не оправдается. Мы ищем милости, ибо и Сам Господь сказал, что хочет милости, а не жертвы. Мы желаем ее, и это желание выражается в том числе в наших заупокойных молитвах.

— А что-то кардинальное с душами умерших по молитвам о них на земле, вследствие поминовения на Литургии, может произойти?

— Когда мы молимся о почивших, то вступаем в духовную область Промысла Божия о каждом человеке — область, которая не подвластна нашему ограниченному уму. Изменит ли молитва волю Божию о конкретном человеке? Мы точно знаем, что искренняя молитва изменит молящегося, а остальное нам неведомо. Мы точно знаем, что для Бога смерти нет, но познания об иной жизни у нас в принципе небольшие. И здесь трудно воспользоваться опытом — мы просто должны довериться Церкви, в которой существует многовековая традиция поминовения умерших и которая считает это необходимостью и благом. В Предании Церкви достаточно свидетельств о том, что внутренняя духовная связь живых с теми усопшими, которых они любили, сохраняется. И поминовение наших близких есть укрепление этой внутренней связи и возможность сделать для них то, что мы можем сделать, пока еще находимся на земле. А кроме того, для нас это возможность стать похожими на Христа, являя любовь, за которую усопший уже ничем воздать нам не может.

— Помимо поминовения на Литургии, для усопших есть еще поминовение на литии, можно заказать панихиду. И у человека, пришедшего подать записку, возникает недоумение: почему так много видов поминовения и что из этого нужно именно ему?

— Такое разнообразие утверждает прежде всего постоянство молитвы Церкви о тех, кто уже отошел в жизнь вечную. Нужно сказать, что в древности такого разделения на различные поминовения не было. Это появилось позже, и было, по всей видимости, связано с двумя моментами. Во-первых, с возросшим количеством имен усопших, поскольку к поминаемым добавлялись всё новые поколения христиан. А во-вторых, с тем, что Литургия — это торжество, которое есть отражение небесной радости. Эта радость — одна на всех, в ней нет границы между живыми и умершими. И если ранние христиане это чувствовали и, вспоминая о своих усопших близких, могли переживать Евхаристию как упование на скорую встречу с ними, то сейчас далеко не все мы имеем такую веру. Поэтому и потребовалось вынести поминовение усопших еще и за литургическое пространство, чтобы там мы могли выразить свою скорбь об этой временной разлуке, и она не диссонировала с ходом службы. Впрочем, мы знаем, что в определенные периоды Церковь вообще не смешивает заупокойные молитвы с другими молитвами: на Святках, в период от Пасхи до Радоницы, в двунадесятые праздники. Это связано с тем, что все мы при воспоминании об усопших имеем соблазн другого духовного настроения, нежели то, коим преисполняется храм в эти дни.

Что же касается практического момента, какое поминовение выбрать, здесь, наверное, нужно опираться на традицию, согласно которой панихиду служат в дни, важные для покойного: в день его рождения, в годовщину его смерти, в дни его именин. Кроме того, панихиды совершаются в дни особого поминовения усопших — родительские субботы. Даты, на которые они приходятся в том или ином году, можно найти в любом церковном календаре. А поминовение на Литургии и поминовение на заупокойной литии мы можем заказывать так часто, как имеем к этому желание и усердие, практически в течение всего года.

— Есть такое расхожее представление, что в Троицкую вселенскую родительскую субботу, на вселенскую панихиду, можно подавать записки вообще обо всех, в том числе о некрещеных и самоубийцах. Насколько это соответствует действительности?

— Это заблуждение, но возникло оно не просто так. Оно связано с угасшей памятью об одном очень важном обряде Русской Церкви. Сразу нужно сказать, что разрешения на отпевание самоубийц, некрещеных, иноверцев, отрекшихся от Христа в Церкви никогда не было. Более того, было два строгих указа Святейших Патриархов Иоакима и Иосифа, запрещавших погребать этих людей на освященной земле. Самоубийц хоронили на перекрестках дорог в назидание живущим.

Однако бывало, что человека просто находили погибшим, и обстоятельства его смерти оставались неизвестными. Таких покойников, если их тела не были востребованы родственниками, свозили в так называемые Божии дома, которые находились при кладбищах, на окраинах городов. Отсюда происходит слово «божедом», обозначающее в русском языке крайнюю степень несчастности, убогости человека. Так называли смотрителей этих домов, потому что присматривать за этими безымянными телами, которые, что важно, в течение года, от весны до весны, хранились непогребенными в специальном подвале на леднике, можно было только от отчаяния и нищеты.

И вот раз в год, в Троицкую родительскую субботу, после Божественной литургии православные христиане выходили из храмов крестными ходами и шли к этим Божиим домам. Там служилась вселенская панихида, и все эти тела предавались земле. Эта практика существовала до XVII века, а потом постепенно ушла в прошлое, но память о каком-то особом дне, когда совершается панихида по тем, по кому она не совершалась в остальное время года, в народном сознании осталась. Осталась в искаженном виде, потому что, конечно, поминовение людей, погибших при странных, невыясненных обстоятельствах, — это отнюдь не то же, что поминовение некрещеных, иноверцев и самоубийц.

— Но дело в том, что некоторые родственники людей, умерших вне Церкви или в разрыве с Церковью, все равно продолжают их записывать, и не только в родительские субботы, игнорируя все предписания. Как объяснить, почему делать это нельзя? Ведь люди это делают тоже вроде бы из любви…

— Поминать за богослужением того, кто отвергает Церковь или отверг ее и в этом состоянии перешагнул порог земной жизни, — все равно, что пытаться накормить человека, который сознательно замыкает уста. Мы его ничем не напитаем, измучаем и измучаемся сами. Отношения между Богом и человеком могут быть только по любви, и отношение молящегося к тому, кого он поминает, тоже может быть основано только на любви, а любовь насилия не приемлет.

Из учения Церкви мы знаем, что люди, сознательно отвергнувшие Бога, попадают в ад. При этом у святых отцов можно встретить мысль о том, что существование ада также является проявлением милосердия Божия. Само слово «ад» переводится с еврейского как «удаленное место», где Бог сознательно уменьшает действие Своей любви, потому что человек нераскаянный, человек, исполненный ненависти к Творцу, воспринимает ее как мучительный огонь. Страдания людей в аду — это страдания детей, которые сделали что-то плохое, но не признались в этом родителю, не попросили прощения, а спрятались в чулан и заперлись изнутри. Они страдают от видения любви, желания любви и нежелания к этой любви присоединиться. Когда родитель приближается к чулану, то, что раздирает их душу изнутри, усиливается. Поэтому, я думаю, для человека, который действительно любит своего близкого, может быть аргументом то, что он причиняет ему еще большую боль таким поминовением.

— Но ведь человек, лишенный возможности поминать, тоже страдает, и его страдание усиливается именно от этой невозможности…

— Церковь разрешает молиться за самоубийц в домашней молитве их близким людям — тем, кто их особо любил и потому действительно страдает очень сильно. Для этого есть специально составленные молитвы. Это, конечно, утешение живущим, но нужно понимать, что, когда мы о ком-то молимся, мы вступаем в область духовных переживаний этого человека, а то, что переживают самоубийцы, — это страшный, кромешный мрак. В святоотеческих книгах описаны случаи, когда благочестивые люди молились о самоубийцах и их самих начинали посещать мысли свести счеты с жизнью. Поэтому возможность такой молитвы нужно обсуждать с духовником, нельзя это делать самочинно, без трезвой оценки духовного состояния, чтобы не подпасть под действие сатанинских сил.

Что же касается остальных случаев, когда мы не можем о человеке подавать записки и испытываем от этого боль, есть такой духовный закон: наше страдание должно претворяться в наше милосердие, через это его можно изжить. И мы обо всех людях можем творить милостыню, тем самым призывая милосердие Божие на нас и на них, без каких-либо «уточнений» о том, в чем может быть выражено это милосердие в отношении человека, который Бога отверг.

— Подавать записки за незнакомых людей, потому что кто-то в Сети вывесил просьбу о них помолиться, — это нормально?

— Я думаю, что можно подать записку, даже если сам человек не знаком, но вот с распространением этой информации дальше нужно быть очень осторожным. Если, допустим, мы увидели просьбу и записали имя на поминовение, а этот человек не попадает в разряд тех, кого можно поминать на Литургии, то духовная ответственность за это лежит на том, кто выставил это имя в Сеть. Но если уже мы сами говорим кому-то: «Знаешь, я увидел такую-то просьбу, помолись и ты тоже», то уже берем ответственность, по крайней мере отчасти, на себя. И опять же, если нас просят помянуть крещеного человека, но мы не знаем, какие у него отношения с Богом, с Церковью, можно подать записку на молебен, а не на Литургию.

Нужно помнить, что записка не заменит чистосердечной молитвы. Она только дополняет усилия молящегося. А то бывает, знаете ли, и так: «Вы за него молитесь?» — «Постоянно молюсь». — «А как молитесь?» — «Записки на помин пишу». Такого не должно быть, потому что это лживое благочестие, которое нас в наших собственных глазах и в глазах других людей представляет молитвенниками, тогда как внутренне мы по духовной лесенке не движемся, не карабкаемся.

— Некоторые люди, для того чтобы навредить тем, кого они считают недругами, подают записки об упокоении живых людей. Если человек узнал, что о нем таким образом «помолились», как ему быть?

— Вспомнить о том, что Бог всё видит, всё знает, желает человеку только добра, и быть спокойным. Наша жизнь и смерть — в руках Божиих, а не человеческих. И нужно, наверное, добавить: человек, который пишет имя живущего в заупокойной записке, желая, чтобы тот умер, вступает в борьбу не со своим соперником, а с Самим Богом, чадо Которого хочет умертвить. И этот горе-богоборец должен быть готов к тому, что Бог может его в ответ вразумить, в том числе скорбями, если больше ничто его душу не умягчает и не подвигает его к покаянию.

— Есть еще такой вид поминовения, как вечное поминовение. В основном его можно заказать в монастырях. И меня, например, смущает вопрос: получается, о человеке всегда будут молиться как о живущем и здравствующем? Но ведь заупокойные моления — они о другом, они обусловлены другими потребностями, если можно так сказать.

— Чтобы это Вас не смущало, расскажу опять же кое-что из истории. В XVI–XVII веках каждый прихожанин в Русской Церкви был «прикреплен» к определенному храму. Это подразумевало и закрепленные отношения с духовником — священником местного прихода. По тогдашним законам человек должен был завещать духовному отцу часть своего имущества — на помин души. А дабы убедиться в том, что духовник не уйдет от этой обязанности, мог потребовать служения сорока прижизненных панихид по себе и лично на них присутствовать. Это уже очень давно не практикуется, просто в принципе нужно понимать: граница между поминовением живых и усопших принадлежит этому, временному, миру. А у Бога все живы. При вечном поминовении записки через какое-то время переходят в разряд заупокойных — когда по здравому смыслу очевидно, что люди не могли бы уже дожить до этих лет. Но если человек умер раньше и его какое-то время еще поминают о здравии, то ничего страшного.

— Вы сказали, что поминовение об упокоении — это свидетельство других людей о том, что в усопшем было что-то доброе, что он кого-то любил, и эта любовь после его смерти отзывается благодарностью и памятью. Тогда получается, что заказывать вечное поминовение о себе — это неправильно? Ведь сам человек не может свидетельствовать, что в нем что-то доброе есть…

— Да, но он может выразить таким образом свою веру, надежду и чаяние жизни будущего века. Это тоже очень важно. Кроме того, ведь на вечное поминовение люди не записываются просто так, это всегда связано с какой-то жертвой. Либо это весомое материальное пожертвование, либо бескорыстный труд ради храма или монастыря, либо многолетняя помощь обители в качестве ктитора. И на это можно посмотреть так: человек проявляет свою жертвенность в подражание жертвенности Христовой, а вписывание его имени в синодик храма или монастыря — это благодарность и свидетельство о том, что в нем эта жертвенность каким-то образом проявилась. Так что противоречия со сказанным ранее здесь никакого нет.

— В некоторых монастырях еще можно записать имя на Неусыпаемую Псалтирь. Некоторые боятся заказывать такое поминовение, говоря о том, что, когда о человеке идет такая сильная молитва, его и враг атакует гораздо сильнее — сыплются искушения, и это не каждый способен выдержать.

— Я думаю, само это понятие — «сильная молитва» — рождено не совсем христианским мировоззрением. И тем более не по-христиански каких-то якобы «особенных», «сильных» молитв опасаться. Неусыпаемую Псалтирь следует рассматривать прежде всего как молитву постоянную, ведь она читается непрерывно либо по часам, но в любом случае имя человека за день многократно поминается. И именно поэтому она так полезна, так необходима, ведь в молитве о ближних нам прежде всего недостает постоянства. Чем мы его обычно заменяем? Количеством. Побежали, заказали поминовение в один день в трех храмах, а то и в семи. А нужно учиться молиться самому — и не урывками, а на протяжении длительного времени. Постоянное моление создает колею, по которой молитва течет. И по ней человек притекает к Богу, в Царство Небесное.

Журнал "Православие и современность", № 44 (60)