Чтобы здесь жить, надо любить…

Черкасское — село длинное. Не вдруг и доедешь до старинного белого храма с могучими колоннами и голубыми куполами. Домики разнообразные — то совсем уже ветхие, покосившиеся, нежилые, то ухоженные. Встречаются дореволюционные каменные дома с красивым декором — село в свое время было богатым, торговым.

Возникло оно в XVIII столетии; владели им Черкасские, Шереметевы, Разумовские, наконец, граф Сергей Семенович Уваров (1786-1855), действительный тайный советник, президент Российской Академии наук (1818-1855), а с 1833 по 1846 год — министр народного просвещения в правительстве государя Николая I. Он-то и выстроил в Черкасском каменную трехпрестольную церковь в честь Знамения от иконы Божией Матери, иже в Велицем Новгороде.Имелось в виду древнее событие:в 1170 году икона Божией Матери «Знамение» по молитвам святителя Иоанна, архиепископа Новгородского, спасла новгородцев от осадивших город войск княжича Мстислава. Но сегодня храм посвящен просто образу Божией Матери «Знамение».

После революции церковь в Черкасском повторила судьбы сотен тысяч русских храмов: ее закрыли, опустошили, пытались взорвать, в ней хранили корма для скота и жгли пришедшие в негодность покрышки. Возрождение Знаменского храма началось в 1993 году — усилиями тогдашнего настоятеля священника Александра Каляева при активной помощи Вячеслава Володина, занимающего ныне пост председателя Государственной Думы. В 1997 году были восстановлены кровля, купола, колокольня, установлены мраморный престол и иконостас. Сделано много, однако полное восстановление огромного храма еще впереди.

Выехав из Саратова затемно, мы успели на воскресную Литургию. Людей в храме не так много, меньше трех десятков. Поет приходской хор — три женщины и один мужчина, молодой еще человек, Владимир. Апостол читает Александр Мурыгин — алтарник, тоже местный житель, пенсионер. А совершает Евхаристию настоятель — иерей Иоанн Лошкарев. Все его дети — 11-летний Иван, 7-летний Серафим, Елисавета, которой пять лет, и трехлетняя Ксюша — здесь же: мальчики прислуживают в алтаре, девочки среди прихожан, под их неусыпным и нежным надзором. Беда в том, что у этих детей нет мамы: 36-летний отец Иоанн мужественно несет тяжкий крест раннего священнического вдовства. И ему нести еще этот крест до конца дней…. Мы как-то мало задумываемся об этой стороне пастырского служения; а если бы задумались, больше бы уважали, может быть, тех, кто избирает путь православного священника.

Но мне нужно побеседовать с людьми, и я прошу постоянных прихожан задержаться после службы. «Так вот они все и есть — постоянные прихожане»,— удивляется отец Иоанн. Да, не такой большой приход в Черкасском, но прочный и дружный. Об этом говорит и ухоженная территория вокруг храма, и то, как заботятся прихожане о детях священника. После службы — когда у батюшки еще масса дел — прихожане на это время приглашают детей в гости. Отец Иоанн контролирует ситуацию по телефону: «Ваня у вас? Серафим у вас?». Все присмотрены, все окружены заботой, любовью.

Жанна Фомина — прихожанка-старожил; она здесь с 1993 года, то есть с момента освящения храма и начала богослужения в нем. И все это время Жанна поет в хоре:

— Нас учила Надежда Каляева, дочь отца Александра. Мы не знаем нот, мы учим службу по книгам и поем на слух. Не только здесь поем — ездим в Покровское, там у отца Иоанна приписной приход, храм Покрова Пресвятой Богородицы.

В разговор вступает Елена Михайловна Мамонова — учительница, отработавшая в местной школе четыре десятка лет, ныне пенсионерка:

— Нашему батюшке просто цены нет — он всегда учит нас добру и радости… Об одном только в жизни я жалею: что мы раньше не учились сами и детей не учили вере, Православию. Это ведь основа жизни. Но лучше поздно, чем никогда!

Владимир, отец молодого семейства и единственный мужчина в хоре — работает сторожем в детском саду.

— Это хорошо, конечно, что у нас храм есть и батюшка, что люди все-таки ходят в церковь, но вот перспектив у нашего села, я считаю, нет никаких.

Некогда в Черкасском жило более шести тысяч человек; ныне, как сказали мне в сельской администрации, прописано 3128, но фактически живет гораздо меньше. Определенный — хотя не такой уж и большой — процент составляют мигранты из мусульманских регионов. С работой, занятостью в селе большая проблема: есть психоневрологичекий интернат, лесхоз, есть соцсфера — школа, поликлиника, детский сад — это по нынешним сельским меркам не так и мало, но недостаточно, конечно, чтоб занять людей, прежде всего — мужчин. Почему не развивается сельхозпроизводство, фермерство, почему многие сельские жители отказываются даже от личного подсобного хозяйства, почему им проще купить яйца в магазине, чем держать кур?

— Жить крестьянским трудом сейчас трудно,— говорит отец Иоанн,— дорогие корма, дорогое горючее, не хватает поддержки со стороны государства. Но главное не в этом. Крестьянская жизнь — это когда ты без всяких выходных встаешь в пять, а летом в четыре утра, потому что надо доить корову; когда у тебя если и есть какая-то возможность отдохнуть, то только зимой, и то недолго — надо ведь готовиться к весне. Чтобы согласиться жить в селе, надо любить свою землю, свое село, лес, реку, дом, огород, корову. Людей, способных любить, почему-то все меньше и меньше.

— А Вы за свои шесть лет здесь полюбили это село?

— Я думаю, меня Бог сюда привел. Любой человек, если посмотрит на свою жизнь внимательно, поймет, что в ней нет ничего случайного, что его ведет по жизни Бог. Во всяком случае, я не хотел бы никуда отсюда уезжать. Переезд, поиск лучшей доли — это суета: нужно дорожить тем, что у тебя уже есть. Здесь я знаю, что могу уехать по своим делам в Вольск, в Саратов, и мои дети не останутся без присмотра. Конечно, хорошие, добрые люди есть в любом приходе, и в городском тоже, но в городе все далеко — транспорт, пробки, масса сложностей. А здесь, в селе, всё рядом. Здесь нет, конечно, никаких парков, аттракционов, никаких особых развлечений для детей, зато есть лес, а он всегда такой разный — еловый, дубовый, липовый… Забрал детей из садика и сразу с ними в лес, дышать лесным воздухом.

— Что ищет, чего ждет сегодняшний сельский житель, приходя в храм? Становится ли он другим, воцерковляясь?

— Конечно. Я всегда говорю, что главная задача человека, пришедшего в Церковь,— изменить себя. И я вижу, как люди изменяются, растут, всё лучше видят бессмысленность жизни без веры.

— А Ваши дети растут верующими?

— Об этом, может быть, рано еще говорить. Нам ведь всегда кажется, что дети должны быть похожи на нас, а они, как бы мы ни старались — все равно будут похожи только на себя. И все, что мы можем им дать — это какие-то правила человеческого общежития, а еще — любовь к Богу и понимание того, что любить — Бога или человека — это всегда означает жертвовать.

— Жертвовать, любить, нести крест — призваны мы все, но Вы оказались в очень уж трудной ситуации…

Отец Иоанн спокойно отвечает, что Промыслом Божиим оказался к этой ситуации готов — еще до болезни супруги Елены (она скончалась через четыре месяца после рождения четвертого ребенка, Ксении) научился обращаться с малышами, делать всё, что нужно — начиная от смены памперсов и заканчивая прическами и бантиками. Мы не углубляемся: я могу лишь догадываться, что за этим чисто житейским, казалось бы, ответом — огромный душевный и духовный труд.

— Человек много чего в жизни хочет, но Господь дает ему то, что необходимо для его спасения.

Завершив этими словами нашу беседу, отец Иоанн категорически отправляет нас с водителем обедать в семью прихожан Петра Николаевича и Нины Егоровны Ерошкиных. Они чуваши, так сразу и представляются — для чуваша принадлежность к народу, к его традиции очень важна — и угощают нас с традиционным гостеприимством. Нина Егоровна сорок с лишним лет проработала нянечкой в психоневрологическом интернате…

— Трудно было, наверное, работать с этими людьми?..

— Нет, не трудно,— отвечает Нина Егоровна с удивительным спокойным достоинством, с убеждением в том, что была на своем месте и делала свое дело. И рассказывает о том, как приносила своим подопечным из дома деревенские гостинцы и устраивала в палате вечерние посиделки — нет, не потому, что их плохо кормят, их кормят как раз хорошо, но ведь им необходимо тепло общения.

— Что тяжело было видеть, так это когда привозили больного человека родные в интернат и говорили ему: «Ты поживи здесь немножко, мы скоро тебя отсюда заберем»,— и он верил, и ждал их, не понимая, что его на всю жизнь сюда привезли.

Ксюша, младшая из детей отца Иоанна, частая гостья в доме бабы Нины и деда Пети — если не знать, ни за что не подумаешь, что она не родная их внучка. Да полно, разве кровь делает человека родным? Побывав в Черкасском, лучше понимаешь: во всякой трудной, тяжелой, трагической ситуации первое, что необходимо, первое, а когда-то и единственное, что может помочь,— это любовь. И, может быть, поэтому я воспринимаю эту свою поездку — рядовую для меня командировку в отдаленный приход — как своего рода паломничество. Ведь именно из паломнических поездок мы привозим домой не подверженные порче духовные приобретения.

Газета «Православная вера» № 2 2 (64 2 )