Дотянуться до Неба

Хлопотала у стола, ставя угощенье за угощеньем, старшая — Людмила Викторовна Низовцева. Младшая — Зинаида Викторовна Иванова (в девичестве сестры — Андреевы) — осталась в постели, приняв сердечные капли.

«Нет, нет, все хорошо!» — сказала она, приглашая к разговору, в котором всё сыпала шутками-прибаутками.

Совсем недавно она едва-едва могла улыбнуться — схоронила единственную дочь. Прошел год, другой, а рана не зарубцовывается. Поймет лишь сестра, потерявшая сына. Тот тоже умер скоропостижно. Выпавшие на их долю скорби бабушки лечат молитвой.

Конечно, бывали черные дни, когда молитва не шла. Словно не было земли под ногами, а в груди зияла огромная, гулкая дыра. «Я помню похороны: люди снуют туда-сюда, а я даже не понимаю, что происходит. Вижу все это, но мне все равно. Со временем, молясь, стала оттаивать. Утро началось — прежде всего я должна поговорить с Богом», — рассказывает Зинаида Викторовна.

А у Людмилы Викторовны в тетрадочке от руки переписаны — еще в советские времена, когда духовных книг было не достать, — каноны, акафист Пресвятой Богородице, чинопоследование Литургии. Она и сегодня, если в храм сходить не может, читает всю Литургию, часы, помнит каждую ектению. Рассказывает, что в то время переписывали друг у друга даже молитвенное правило — и молитвослов было не купить.

До войны сестры жили в поселке Кусково, под Москвой — бывшем имении Шереметьевых. Маленькой Людмиле как-то приснился храм рядом с имением, пасхальная служба, священники в красных облачениях. «Не могло тебе присниться такое, — раз­убеждала потом девочку ее мама, видимо, боясь, что рассказы дочки про ее пасхальные сны навлекут на семью беду. — Храм этот сломали еще в 1917‑м! Ты же не видела его никогда! А раз не видела, то и во сне увидеть не могла!».

Сестры были купеческого роду. Обедневшего, правда, но суровой нужды еще не знавшего. Их бабушка венчалась с дедом в Москве в день коронации царя Николая II. Когда не стало родителей, маму сестер Андреевых отдали в приют для купеческих детей.

Как не попали под раскулачивание их родственники, сестры и по сей день недоумевают. На их глазах в Кусково арестовывали людей, которые и жили-то небогато. Отбирали всё! А вот Андреевых «красный террор» каким-то чудом обошел стороной.

А потом была война. На столицу сбрасывали бомбы, и все, кто был в силах, дежурили по ночам на крышах. Нужно было скинуть фугаску с кровли «по инструкции». А попробуй ее подними, тем более когда силенок от голода совсем нет! Все, что было в голодном и холодном военном детстве, и сейчас стоит у сестер перед глазами. Рассказывают, как воровали торф из вагонов, чтобы хоть чуточку протопить дом. Вспоминают, как выручали липы: у этих деревьев съедобны и листики, и веточки. Описывают, как хлеб пекли травяной — каким же он казался вкусным! В военные годы старшая из сестер стала вести дневник. Благодаря ему и оживают теперь воспоминания той эпохи.

Мама сестер, служившая актрисой в Большом театре, в первый военный год ездила с концертами по фронтам. Потом, из-за астмы, уже не смогла — трудилась в сберкассе. Ее муж был демобилизован в сорок первом — эшелон, в котором он ехал, разбомбили. Он вернулся контуженный и, по словам дочерей, все время «нуждался в тишине и покое». Так им мама объясняла, чтобы не шумели. Через некоторое время отцу сняли группу инвалидности, он даже вышел работать на завод, но, видимо, военные травмы сильно сказались на здоровье — вскоре он скончался. «Хоронить его мы повезли на лошадке. За то, чтобы могилу вырыть, у бабушки и мамы рабочие на кладбище запросили шесть буханок хлеба! Это же невозможно было столько отдать! — восклицает Людмила Викторовна. — Мама и бабушка вынуждены были сами копать. Но вот чудо: управились за два часа. Хотя рядом целая бригада мужиков трудилась — и не могли справиться, ломами землю долбили, а нам попался песок. Сколько же слез я выплакала тогда! Представляете, больше никогда ни о ком не плакала, кроме как о папе. И хотела бы — да нет слез. Прошу Божию Матерь: “Дай мне слезы искупления” — а вот не даются. Сына Диму хоронила — и тогда не плакала, не могла».

А потом была Победа! Бабушки вспоминают, как 9 мая, держась за руки, они пробивались на Красную площадь, как женщины где-то рядом качали военного — вся грудь в орденах, а он, смущенный, все просил: «Ну хватит уже, бабоньки!». Александровский сад был впервые после начала войны открыт, люди гуляли — все счастливые, улыбающиеся, даже не верилось, что теперь позади страдания, голод, боль.

Сестры выросли, получили высшее образование. Людмила сначала училась на философском факультете, потом перевелась на педагогический. По распределению педфака попала в Бурятию. Сестра ласково называет ее «моя учителка».

Младшая после войны вслед за родственниками переехала в Саратов. Училась в Политехническом институте, потом трудилась на производстве, занимала руководящие должности. В Саратове Зина и любовь свою встретила. «У мужа были руки золотые, если бы не тяга к спиртному, цены бы ему не было», — вздыхает она.

От мужа передалась Зинаиде Викторовне любовь к Волге, которую она теперь знает, как свои пять пальцев. Они с супругом на катере избороздили великую реку вдоль и поперек.

«Жизнь долгая или быстротечная?» — задаю я наивный вопрос. «Короткая и как на ладошке вся! — отвечают бабушки. — Еще вчера были девушками, коса в пол, а где они сегодня, косы?».

В Духосошественский храм сестры ходят с конца семидесятых годов. Вспоминают, как по молодости отмывали храм изнутри — забирались под купола, дотягиваясь «до самого Неба». Зинаида Викторовна всегда была помощницей настоятеля, а соцработником являлась вплоть до 2016 года. А Людмила Викторовна в свое время помогала восстанавливать Покровский храм — работала на стройке.

Сестры пятнадцать лет ежемесячно ездили к подопечным ребятам в психдиспансер. И даже сейчас иногда их посещают.

«С этими детками тяжело заниматься волонтерам, потому что эмоциональной отдачи почти нет, — говорит Зинаида Викторовна, — не каждый доброволец возьмется из раза в раз их посещать, при том что они в основном даже узнавать его не будут. Для этих детей мы просто “бабушки”. Но когда приезжаем, радуются искренне: “Бабушки приехали!”. Привозим им гостинцы: чего-нибудь вкусного. Живет в интернате человек сорок. Все в нашем храме знают, когда мы к ним собираемся, и помогают с подарками: передают деньги на конфеты, фрукты, кт-­то вещи приносит. Мы ездили и к отказникам, в 1‑ю Советскую больницу — смеси привозили, памперсы. Еще у нас есть подопечные в туберкулезном диспансере и детском отделении больницы святой Софии.

«Временное против вечного ничто. Ищи вечную жизнь как единственное твое добро», — говорил святой Тихон Задонский. Я благодарю бабушек за «опыт потерь и разлук», за душистый чай. «Буду знать, о ком теперь молиться! — говорит мне старшая из сестер. — Помянник мой уже не такой уж большой — внучки мои да Зинины. Поэтому я про кого услышу, о том и молюсь. Вот сорок дней Юлю Началову буду поминать, у нее дочка осталась».

Выхожу из дома сестер Андреевых с ощущением, какое бывает от прочтения доброй и глубокой книги, на страницах которой — настоящая сокровищница мудрости, опыта, любви.

Газета «Православная вера» № 09 (629)