Митрополит Саратовский и Вольский Игнатий: «Если есть любовь, все остальное приложится»

— Прошел еще один год Вашего пребывания на Саратовской кафедре. Какие события этого года Вы считаете наиболее значимыми, какие ярче всего запомнились, глубже всего вошли в сердце? Что за этот год изменилось — для Вас как правящего архиерея и, может быть, в Вас самом?

— Событий было очень много, разделить их на главные и второстепенные я не могу. В церковной жизни важно все, что происходит: в ней нет мелочей, а есть звенья единой цепочки. И если что-то все же хочется выделить — то именно то, что работает на перспективу, на наше будущее. Очень радостно для меня то, что в нашу семинарию приходят поступать люди — разного возраста, но главным образом молодые. С молодым человеком легче работать — он не успел еще «заветриться», загрубеть душой, вобрать в себя слишком много мирского. В этом году наша духовная школа получила новую ступень образования: мы открыли магистратуру. Это очень важно для нас, ведь ранее после бакалавриата мы отправляли выпускников продолжать образование в Петербург и Москву, но их оказывалось мало, как правило, два-три человека, остальные по разным причинам не могли или не хотели уезжать. А в этом году все, кто закончил бакалавриат, выразили желание продолжать свое образование в магистратуре, не уезжая из Саратова.

Очень важное событие также — открытие Епархиального образовательного духовно-просветительского центра, который поможет нам координировать деятельность всех наших отделов. Работа центра только налаживается, настраивается, но это тоже работа на будущее.

Отрадно то, что после двухлетнего периода запретов и ограничений, связанных с пандемией, мы вернулись к традициям крестных ходов: каждый из них есть событие незабываемое. Но главное, конечно,— то, что храмы наши не пустуют, что в них вернулись те, кто, может быть, остерегался во время пандемии.

  Что изменилось для меня и во мне самом?.. Я не чувствовал себя здесь чужим, даже когда только-только приехал. Люди сразу пошли мне навстречу, и у меня наладился контакт и с прихожанами, и с духовенством. Мои наставники научили меня тому, что ко вверенному уделу нужно относиться, как к последнему в твоей жизни месту, и возделывать его, как единственный свой сад. Так я и старался делать. И эти мои саратовские годы оказываются для меня благодатным временем. Мне очень нравится заниматься тем, чем я занимаюсь. Что касается перемен — конечно, человек в течение всей жизни своей меняется. Может быть, в каких-то вопросах я стал тверже, принципиальнее, а в каких-то, наоборот, мягче. Но это связано не столько с местом моего сегодняшнего служения, сколько с возрастом и опытом.

— Храмов и приходов у нас сейчас много, и Вас рады были бы видеть в каждом, но успеть всюду невозможно; по какому принципу составляется график архиерейских богослужений?

— Я все время смотрю — где я еще не был? — и ставлю в график именно эти приходы. Конечно, служу там, где мы освящаем новые храмы. Престольный праздник того или иного храма — тоже прекрасный повод его посетить. Ну а соборы — кафедральный Троицкий и Покровский — это места постоянного служения.

Кроме того, у меня есть ресурсы в соцсетях, ко мне обращаются и приходские священники, и прихожане — приглашают меня к себе, и я откликаюсь. Я вообще стараюсь быть максимально доступным для людей. Обращение к архиерею не должно быть проблемой ни для кого в епархии.

— В Саратовской епархии появилось несколько новых отделов, включая и непривычные для нас — например, отдел по физической культуре и спорту или отдел по противодействию алкоголизму и наркомании. Почему вы считаете необходимым существование и деятельность таких структур в Церкви? Кто-то ведь скажет: это не ее дело — в волейбол играть или алкоголиков лечить, дело Церкви — совершать таинства и спасать души.

— Все эти отделы ведь не я придумал, они существуют в нашей Церкви как синодальные. Что касается «волейбола», то есть отдела по физической культуре и спорту,— давно известно, что бодрость телесная способствует бодрости духовной и что для христианина невозможен иной образ жизни, кроме здорового, связанного с разумным и трезвым отношением к своему телу. Человек, который следит за своим телом, и за духом будет следить. Но дело не только в этом: молодежь увлекается спортом, и занятия с нею — прекрасная площадка для миссионерской деятельности. Когда я учился в Академии в Санкт-Петербурге, мы играли в футбол с католической семинарией. И по ходу дела познакомились, подружились, и многие из тех, кто играл с нами, стали очень серьезно интересоваться православием. Это такой показательный пример. А когда я стал священником, я увидел, сколько беды приносит пьянство: едва ли не каждая вторая прихожанка со слезами говорила о пьющем муже или о сыне-алкоголике. И не только об этой социальной беде надо здесь говорить, надо говорить и о больных детях, и об инвалидах, и о беженцах, и о тех, кто лишился дома, утратил родственные связи, превратился в так называемого бомжа. Если мы решим, что помогать страждущим не наше дело, пусть им помогает кто-то другой, а мы будем исключительно молиться — правильно ли это будет, по-христиански ли? Вспомним апостола Иакова, брата Господня: Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? (Иак. 2 , 14–16)Можно ли любить людей, ничего для них не делая? Можно ли войти в небесное Отечество, если мы ничего не сделали для земного?

— И все же, нет ли у Вас опасений, что за этой многообразной деятельностью, может быть, и доброй, и важной, мы понемногу размоем, отодвинем на второй план, забудем, утратим — главное, то, ради чего существует Церковь? Иными словами: не останется ли добрая, хлопотливая Марфа без Марии, избравшей благую часть (см.: Лк. 10, 42)?

— А разве мы занимаемся всеми этими делами во время Божественной литургии? Разве мы отменяем богослужения, сокращаем молитву ради всего этого? Дело спасения человека для вечности остается главным делом Церкви. И здесь нет никакого противоречия на самом деле: напомню, Марфа хлопотала не просто так, а из любви — чтобы накормить Учителя и Его учеников.

— Возвращаясь к семинарии, с чем, на Ваш взгляд, связан заметный рост числа абитуриентов в последние два года? Что за процесс пошел?

— Полагаю, здесь несколько составляющих. Во-первых, как я уже сказал, я доступен в соцсетях. Многие молодые люди вступают в контакт со мной, делятся своими планами, задают вопросы, и я рассказываю им о жизни духовенства и о семинарии. Вот сейчас у меня там пять или шесть человек есть, которые собираются на следующий год в нее поступать. Вторая причина, может быть — то, что наша семинария открыта для всех, кто хочет что-то о ней узнать: мы проводим дни открытых дверей, мы активно работаем с другими епархиями, с сопредельными митрополиями — Волгоградской, Астраханской…Они готовы направить к нам свою молодежь, поскольку знают: наша альма-матер занимает достойное место в российском рейтинге. А мы стараемся сделать так, чтобы каждый поступивший в духовную школу чувствовал: его здесь ждали, он здесь нужен. Ведь молодой человек, который делает этот выбор сегодня, не может рассчитывать ни на хороший, по нашим временам, достаток, ни на карьеру, ни на спокойную, комфортную жизнь. И юноши, которые к нам приходят, прекрасно это знают. Мы должны поддержать их в этом непростом, можно даже сказать героическом решении. Есть такие, которые со временем понимают, что это не их путь, и отсеиваются. Но их мало, слава Богу.

— За два года пребывания на Саратовской кафедре Вы совершили более восьмидесяти диаконских и священнических хиротоний. Радует ли Вас сама по себе цифра — учитывая, что священников в митрополии по-прежнему не хватает — или не в количестве радость, а в качестве? Насколько Вы уверены в каждом человеке, ступившем на этот путь?

— Относительно количества и качества: у нас немало людей, которые закончили семинарию, однако же не рукоположены — по тем или иным причинам. Либо ставленническая комиссия не пропускает, либо собственное мое соображение — что человек этот, став священнослужителем, может принести стаду Христову урон, соблазн, смущение, может стать источником заблуждений. Особенно часто такие проблемы возникают с людьми немолодыми, успевшими уже приобрести опыт и выстроить что-то внутри себя до поступления в семинарию. Иной из этих людей бывает настолько уверен в своих сложившихся взглядах, что может настаивать на своем, вопреки точке зрения священноначалия; старается — не дорасти до церковного понимания тех или иных вопросов, а, наоборот, Церковь втиснуть в свою внутреннюю схему. Пока этот человек всего лишь мирянин — полбеды, но если он обретает священный сан и проповедует с амвона — это вся беда, это путь из Церкви в ересь или даже в сектантство. Поэтому мы не гонимся за количеством в ущерб качеству.

Что же касается тех, кого я как архиерей рукополагаю, не могу сказать, что я уверен в каждом. Полной уверенности у нас даже в самих себе не может быть. Скажу иначе: я в этого человека верю. У митрополита Сурожского Антония есть такая мысль: не только человек верит в Бога, но и Бог — в человека. Вот так же и мы призваны верить друг в друга. Да, жатвы много, а делателей мало (Мф. 9 , 37), но пусть лучше их будет меньше, зато надежных и, главное, любящих. Это главное качество священнослужителя — любовь к людям. Если любовь есть, все остальное приложится, недостатки исправятся. А если нет любви — ничто ее не заменит, никакие познания. Знаете, бывает так: все человек знает, все правильно говорит, а слушать его не хочется, потому что нет искренности, нет любви, и все слова этого человека — кимвал звучащий (1 Кор. 13 , 1).

— Еще одно новое дело: оправдало ли себя обучение регентов на базе Саратовской государственной консерватории?

— Конечно. Период, когда в епархии открывалось много храмов, и нужны были подготовленные регенты, уже прошел, сейчас регенты у нас в храмах есть, но повышать профессиональный уровень необходимо многим из них. В прошлом году учиться пришло тридцать человек, в этом — поменьше, но это и действующие регенты, и певчие, которые стремятся стать регентами. Город у нас очень музыкальный, консерватория известная, с давними традициями, с сильным преподавательским составом, она всегда выпускала достойных музыкантов, и наши регенты не станут исключением. Кроме того, это ведь совместный проект консерватории и семинарии, и кроме музыкальных предметов, они проходят и общецерковные. Полагаю, обучение в консерватории поможет каждому из них вырасти на две головы. В следующем году мы, надеюсь, разработаем еще одну программу: для светских музыкантов, уже имеющих высшее музыкальное образование и желающих научиться регентовать церковным хором. Желающие уже есть, и есть их просьбы — полагаю, мы их выполним.

— С чем было связано решение об образовании новой епархии, Балаковской и Николаевской? 12 лет назад, только начиная эту работу — разделение огромных епархий и создание митрополий — Святейший Патриарх Кирилл называл ее целью максимальное сближение архипастырей с паствой. В данном случае цель была такая же?

— Это решение, можно сказать, не мое, мне пришлось только реализовать его, с некоторым опозданием. Изначально, в 2011 году, Саратовская епархия должна была разделиться на четыре, а не на три: были поданы соответствующие документы в Синод, была карта, и лишь по «кадровым» причинам тогда не получилось это сделать. Территория новой Балаковской епархии — это огромная территория, и город Балаково — крупный экономический центр, который, безусловно, нуждался в своем архипастыре. Постоянное присутствие балаковского архиерея сразу изменило там ситуацию. Владыка Варфоломей стал заниматься приходами, духовенством, молодежью. В последние годы очень мало молодых людей из тех районов поступало в семинарию, почти никого не было; а в этом году сразу трое на очное отделение и несколько человек на заочное — это первые плоды деятельности нового архипастыря, который, действительно, достойнейший кандидат: двадцать лет его работы в семинарии это подтверждают. И очевидно, что он перерос свою семинарскую должность.

— Непростой вопрос: Церковь и сегодняшнее российское общество. Можно ли сегодня говорить о влиянии Церкви на нравственное состояние общества, на какие-то общественные процессы, на решения властей? Иными словами, какую роль играет Церковь в сегодняшней России, на Ваш взгляд?

  — Скажите, а Христос ставил перед Собой и Своими учениками такую задачу — влиять на общество, играть в нем какую-то роль? Нет, конечно: Он просто говорил, и все Его слушали, но не все слышали. Тот, кто слышал — шел за Ним. И мы должны из этого исходить. Дело Церкви — проповедовать Христа, а кто услышит, кто обратится к Нему — это зависит, прежде всего, от самого человека, от его свободной воли. Навязать свои взгляды обществу не получится. Но миссию нашу никто не отменил. А чтобы люди нам верили, нужно, чтобы слова наши не расходились с делами. Мы живем в мире настолько непростом, так насыщенном всевозможной информацией, в том числе и совершенно превратной информацией о вере и Церкви, что единственный способ убедить в чем-то людей — показывать наглядный пример жизни со Христом. А общество меняется  по мере того, как меняются в нем люди.