Невинный по имени — невинный в жизни

9 июля этого года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви был утвержден текст службы святителю Иннокентию, епископу Саратовскому и Пензенскому. Один из авторов этого богослужебного последования — секретарь Комиссии по канонизации подвижников благочестия Саратовской епархии священник Максим Плякин. В преддверии 200-летия преставления святителя, которое будет отмечаться 23 октября этого года, мы беседуем с отцом Максимом о творческом процессе написания богослужебного текста и о том, чем святой Иннокентий близок нам.

— Почему официальная служба святителю Иннокентию появилась только сейчас, хотя он был прославлен девятнадцать лет назад?

— Здесь нужно разделить два момента: написание службы и ее утверждение Священным Синодом. Между этими событиями может пройти несколько лет. В нашем случае практически сразу после канонизации — у нас, в Саратове — был написан акафист, Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин его одобрил, и с 2003 года этот акафист стал читаться в Пензе, в Успенском соборе, у мощей святителя Иннокентия. Акафист был одобрен Священным Синодом в 2017 году.

Позже те же авторы, среди которых был и я, задались вопросом о написании полного текста службы. И опять же первоначально она была одобрена Владыкой Лонгином и Митрополитом Пензенским и Нижнеломовским Серафимом, а потом ее подали в Синодальную богослужебную комиссию на утверждение для общецерковного употребления.

— Каким образом создается служба? Допустим, писатель, если пишет рассказ, должен продумать завязку, развитие сюжета, характеры героев. А что должен сделать гимнограф?

— Гимнограф должен вдумчиво прочесть житие святого или, скажем, историю чудотворной иконы и понять для себя, что именно он будет прославлять. Ведь жизнь святого, как и жизнь любого христианина, не состоит из одних только взлетов, и мы не прославляем каждый его шаг. Но любой человек, который будет потом на этой службе молиться, должен ощутить, как, несмотря на все немощи и трудности, в жизни этого подвижника сияет свет Христов.

Если говорить конкретно о службе святителю Иннокентию, в ней обозначены три основные идеи. Во-первых, это защита им православного вероучения. Не секрет, что в высшем обществе Российской империи начала XIX века был распространен мистицизм, несовместимый с Православием. Святитель Иннокентий выступал против этих заблуждений, даже если они озвучивались высокопоставленными людьми, что, в конце концов, и привело к его фактической высылке из Петербурга. Вторая идея — это совершенно потрясающее, даже современников впечатлявшее аскетическое устроение святителя. Мы видим, что это молодой человек с очень слабым здоровьем, и при этом мы видим, что он несет аскетические подвиги. И третья идея — о том, каково значение святителя Иннокентия для Русской Церкви. Благодаря его трудам в нашей церковной науке происходит то же, что при Пушкине в нашей литературе,— разворот в сторону русского языка. Он пишет первый на русском языке учебник церковной истории — до этого всё, чем могли пользоваться семинаристы, было в основном на латыни. Его уровень как богослова и как историка отражен в таком факте: он стал вторым в Русской Церкви доктором богословия — первым был святитель Филарет Московский, автор нашего катехизиса. И этот вклад в назидание людей в истинах веры мы тоже постарались отразить в тексте богослужения.

— А есть ли в процессе создания службы какой-то аналог проработки сюжета?

— Здесь имеет место не сюжет, а своего рода гипертекст. Православное богослужение состоит как бы из смысловых ячеек, в которые автор службы вкладывает конкретное содержание. К примеру, на всенощном бдении поется четыре блока стихир, каждый блок сопровождается определенными стихами из псалмов. Смысл стихир должен соответствовать содержанию и настроению этих псалмов, перекликаться с ними. И так алгоритмизировано всё богослужение, эту схему гимнографу надо знать и соотносить с ней то, что он собирается передать в тексте службы.

— Как можно те идеи, которые Вы мне так хорошо объяснили в обычном разговоре, передать в богослужебной, молитвенной форме? Как прозаические вещи вложить в литургическую поэтику?

— Думаю, это удобнее пояснить на примерах. Вот одна из стихир святителю:

Песненными добротами/ украшается днесь Церковь первородных,/ воспевающи невинности тезоименитаго,/ святителя Пензенскаго и Саратовскаго,/ яко предивна своего ходатая/ и молитвенника о душах наших.

Здесь обыграно значение его имени. Innocentius по-латински «невинный». И к этому мы еще вернемся в службе: невинный по имени оказывается невинным в жизни — в гонениях, которые на него воздвигли.

Сияет, яко солнце, светлостию/ память святителя Твоего, Господи, Иннокентия,/ обличившаго нечестие златословесными глаголы,/ человекоугодие и высоковыйных превозношение посрамившаго,/ кротких землю достигшаго,/ егоже молитвами даруй нам грехов очищение,/ яко Благ и Человеколюбец.

О чем здесь речь? Златословесные глаголы святого Иннокентия — его слова, подобные золоту, — оказываются обличением нечестия — тех самых ложных мнений в высшем обществе, о которых я чуть раньше сказал. А слова «человекоугодие и превозношение высоковыйных посрамившего» указывают на то, что у него был выбор: погрузиться в столичные интриги, человекоугодничать, с большой выгодой для себя, или же бескомпромиссно отстаивать правду. При этом не нужно думать, что святитель Иннокентий — этакий революционер начала XIX века; он совершенно не желал — это хорошо видно в его письмах — никакого конфликта с властями.

— А человек, который не знает жития святителя, что-то поймет из службы?

— Вы сами сказали уже, что богослужебные тексты — это в известной степени поэзия. И как ко всякой поэзии к ним нужна привычка — нужно навыкнуть расшифровывать образный ряд. Понять смысл в целом можно и не зная жития — мы ведь понимаем стихи, написанные на русском языке, даже не зная каких-то исторических подробностей. Но от человека требуется внимание, и хорошо бы, конечно, хотя бы однажды прочитать, а не только услышать текст службы — благо, сейчас всё можно найти в Интернете.

— То, что святитель Иннокентий жил достаточно давно по сравнению с новомучениками, которым сейчас создаются службы, наложило какой-то отпечаток на процесс подготовки, на стиль текста?

— Нет. Ведь, как сказано в Книге Откровения, когда Христос вернется, времени уже не будет. И мы, обращаясь к святым, обращаемся к реальности, в которой времени уже нет — все они жители Небесного Града, и совершенно не важно, как далеко по времени они отстоят от нас. Сейчас порой пишутся службы святым, которые жили пять, семь веков назад. И никакой принципиальной разницы между ними и службами недавно прославленным подвижникам нет.

— Чем святитель Иннокентий близок нашему времени?

— Как мне кажется, в его жизни для нас, ныне живущих, могут послужить к размышлению два обстоятельства. Первое — то, насколько любовь к Богу подвигала его к деятельности. Он еле живой, он прикован к постели, он не встает уже даже в храм — и при этом он продолжает заниматься документами, решать вопросы по кандидатам в священный сан, по просьбе московских издателей правит гранки нового издания своего учебника. Сейчас часто можно услышать, что у современного человека мало сил, мало времени, нет здоровья. Но здесь мы видим, что возможно даже в таком состоянии жить подвижнически и делать дело, полезное Церкви.

А второе — это то, насколько малозначительно было для святителя всё, что он имел в земном плане. Представьте себе: человек в тридцать с небольшим лет уже профессор, автор учебников, ректор семинарии, с докторским крестом, чуть ли не единственным на всю Российскую империю! И при этом для него даже не стоит вопроса о том, чтобы попытаться сохранить всё это земное достояние, пойдя на какой-то компромисс с совестью. Мы не находимся в такой же ситуации, но это некий ориентир в поведении. Это повод спросить себя: что для меня важнее — моя карьера, положение, благосостояние или же верность Христу?

Газета «Православная вера» № 1 8 (63 8 )