Трагедия, о которой нельзя забывать

25 сентября в помещении Московского комитета РКП(б), расположенного в Леонтьевском переулке, в доме, некогда принадлежащем графине Уваровой, было душно и многолюдно: виднейшие большевики решали животрепещущий для них вопрос: как бы получше объяснить гражданам еще совсем недавно великой Российской Империи, что все они теперь стали топливом в топке мировой революции. На политическом жаргоне того времени это называлось революционной агитацией. Собрание уже подходило к концу, как вдруг раздался громкий треск: бомба. В результате теракта погибло 12 человек. В тот же день ответственность за взрыв взяла на себя анархистская группировка «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан».

Какое отношение эта борьба между разными группами радикальных революционеров имела к Саратову? Оказалось, самое прямое…

Среди погибших в Леонтьевском переулке оказался Владимир Загорский — революционер со стажем, который в 1910 году некоторое время вел партийную работу в Саратове. Малозначащий эпизод из жизни большевистского лидера оказался для Саратовской ЧК достаточным основанием для перехода к самым жестким действиям. 29 сентября 1919 года саратовская «чрезвычайка» постановила «провести красный террор».

Красный террор к тому времени не был для саратовцев новостью. Большевики учредили так называемый институт заложников, которые арестовывались и содержались в тюрьме до тех пор, пока новая власть не сочтет нужным провести очередную акцию устрашения. Тогда заложники расстреливались без суда и следствия. На деле среди жертв красного террора мог оказаться любой, кто в недобрую минуту оказался на пути у красного патруля. Идеологическим оправданием кровавой политики служила марксистская идея о классовой борьбе, в которой должен непременно победить пролетариат.

Смерть Загорского спровоцировала один из таких актов мести. 29 сентября к расстрелу были приговорены 28 заложников, в числе которых оказались два известных саратовских священника: протоиерей Геннадий Махровский и иерей Олимп Диаконов. Все приговоренные были казнены на следующий день, 30 сентября 1919 года, на окраине саратовского Воскресенского кладбища.

Ни отец Геннадий, ни отец Олимп не были борцами с режимом. Можно практически наверняка сказать, что таковыми не были и остальные 26 приговоренных. К расстрельному рву саратовских пастырей привела честная, праведная, богоугодная жизнь.

К моменту ареста за плечами у 62-летнего протоиерея Геннадия Махровского была целая жизнь, отданная служению Церкви и людям. Он родился в 1857 году в Костромской губернии, в семье псаломщика. Окончил Костромскую духовную семинарию, затем Казанскую Духовную Академию по окончании которой ему было определено место преподавателя церковной истории в Саратовской духовной семинарии.

Отец Геннадий был рукоположен в священный сан в 1882 году, 25-летним молодым человеком. 37 лет — с начала служения вплоть до своего ареста — он будет стоять у престола в Свято-Троицком кафедральном соборе Саратова. За какую же вину 10 августа 1919 года арестовали человека, делом всей жизни которого были молитва и попечение о страждущих? Как оказалось, за то, что некогда он был кандидатом в Учредительное собрание — то самое Собрание, которое в мечтах борцов с «ужасами царского режима» должно было принести России мир, свободу и процветание, но было разогнано большевиками.

На регистрационной карточке протоиерея Геннадия Махровского написана лаконичная резолюция: «В концентрационный лагерь». Об обстоятельствах его заключения нам известно из его писем к супруге Лидии Ивановне Махровской. Из них мы узнаём, что отец Геннадий содержался в тюрьме без предъявления обвинения, почти не привлекался к какому-либо труду. Кормили узников плохо, но были разрешены передачи с воли, что существенно облегчало их положение. Заключенные имели некую свободу передвижения по тюрьме: в частности, отец Геннадий пишет о том, что он мог выходить в коридор и ходить по этажам здания. Однако встречаться с родными лишенным свободы людям не разрешалось, так что свою жену он мог видеть только из окна камеры.

Повод для задержания был настолько нелепым, а практика красного террора казалась настолько дикой, что отец Геннадий, по-видимому, не мог предположить столь страшного финала его испытаний. В последнем письме к жене он пишет о том, что надеется на личную встречу. Но ей не суждено было состояться…

Еще одна жертва большевистского произвола — священник Олимп Диаконов —   родился в 1867 году в селе Богородском Хвалынского уезда Саратовской губернии, окончил Саратовскую православную духовную семинарию. Священническое служение он в разные годы нес в шести храмах Саратовской губернии, на сегодняшний день только три из них являются действующими.

Совместно с протоиереем Павлом Соколовым священник Олимп Диаконов участвовал в июне 1917 года в освидетельствовании явления чудотворных икон в селе Корнеевка Николаевского уезда Самарской губернии. Отец Олимп и отец Павел опубликовали статью о своем паломничестве и чудесах, свидетелями которых они были, в «Саратовских епархиальных ведомостях»; позднее вышла брошюра «Сказание о явлении чудотворных икон Божией Матери, именуемой Испанской, и великомученика Пантелеимона в селе Корнеевке, Николаевского уезда, Самарской губернии» с их предисловием.

Отец Олимп был арестован предположительно в феврале 1919 года по обвинению в том, что он якобы состоял в «Союзе Михаила Архангела». «Компетентные» большевистские органы, как водится, всё перепутали: священник состоял не в «Союзе Архангела Михаила, а в «Союзе русского народа». Как показал арестованный на допросе, в «Союзе Архангела Михаила» он лишь иногда бывал по приглашению — служил молебны. После допроса пастырь был освобожден под подписку о невыезде, однако «машина правосудия» начала свою работу. Дело было передано в Следственную  комиссию революционного трибунала и легло на стол товарища Хацкелевича — того самого, который месяцем ранее выступил главным обвинителем по делу священномученика Германа (Косолапова) и священномученика Михаила (Платонова). Следствие по делу отца Олимпа длилось до того самого момента, когда взрыв в Леонтьевском переулке перечеркнул судьбы саратовских заложников. 

Их расстреляли на окраине Воскресенского кладбища, которое в тот страшный год приняло в братскую могилу многих саратовских подвижников. А спустя менее чем две недели, в ночь с 9 на 10 октября, были убиты еще 13 человек, среди которых были епископ и два священника: это святые мученики Герман (Косолапов), епископ Вольский, протоиерей Андрей Шанский, иерей Михаил Платонов. 

Место мученической кончины расстрелянных было известно верующим нашего города как «могила пяти убиенных» — по числу лежащих в ней священнослужителей. Предание о ней передавалось из поколения в поколение — большевистская власть не смогла уничтожить в народном сознании память о трагедии. Вместе с пастырями  в братской могиле лежат еще 36 человек, имена которых теперь возвращены из забвения и начертаны на мраморной плите.